Легендарный пожарный СССР и России,
Герой Чернобыля, Герой Российской Федерации
генерал-майор внутренней службы Владимир Михайлович Максимчук

 

Владимиру Максимчуку посвящается

VI. Людмила Максимчук, отрывок из «Чернобыльского словаря человечества»

РЕЖИССЕР 1, РЕЖИССЕР 2. Режиссер Андрей Тарковский умер в год Чернобыля, в декабре 1986 года. Последний фильм Тарковского «Жертвоприношение», снятый в Швеции, — его завещание нашему миру. Главный герой фильма, поэт Александр, приносит свое великое жертвоприношение, чтобы мир не погиб от надвигающейся на него ядерной катастрофы. Катастрофа на Чернобыле состоялась примерно в то же время… Смею продолжить идею фильма: жертвоприношения Александра было недостаточно — мало спалить свой дом и свое старое мировоззрение, нужно принести в жертву себя. Принести себя в жертву — сгореть самому в пожаре радиации, чтобы спасти человечество. Именно так и поступил Владимир Максимчук. Он — духовный герой Тарковского. Философия Максимчука — философия высшего пожертвования во имя спасения жизней и душ человеческих.

…Если писать сценарий для фильма о жертвоприношении Человека в жерле Чернобыля, то… Пусть бы и получился достойный сценарий, но где же режиссер? И кто же — и какому режиссеру — даст денег на такой фильм, когда теперь изобильно финансируются только коммерческие проекты, которые к искусству или правде, порой, и близко не подошли? Тут на книгу–то никто не даст, а она гораздо дешевле фильма обойдется. Право, не самое страшное выпало на долю режиссера Андрея Тарковского, ибо забвение ему не грозит… Но какому режиссеру будет по плечу этот фильм? То, что выпало на долю Максимчука, бескорыстно несущего свою жертву — основа сценария фильма.

А что сказал бы мне на это бессмертный режиссер? — Режиссер, упреждая всегда готового к слову и действию черного дракона, тут же приказал мне:
— Пиши сценарий.
— Я? Но я не умею писать сценариев. Я этому не училась, не могу, не знаю как.
— Пиши — одновременно и научишься. Поторопись. Важно не только «как», а, скорее, «что». Не отказывайся, опущенное в забвение — вопиет о гласности. Души погибших от Чернобыля не успокоились. Никто не хочет до сих пор понять и оценить размах Чернобыльской трагедии, не желает знать об этих людях, об их жертвах, об их жертвоприношении. Дракона нужно всегда — опережать. Понятно? Тебе ли объяснять?
— Понятно… Но — как?
— Тебе это известно лучше других. Здоровье у тебя хилое, а воля железная. Ты–то знаешь, что писать, и потому представь — как. Картинки рисуешь? А тут — широкоформатная картина происшедшего. Что бы ты увидела на ней?
— Если можно… У меня перед глазами неотвязно встают картины из Апокалипсиса, из Страшного Суда…
— Ты — автор, твое право задумать и записать. Слово — прежде всего.
— А, слово, словарь, «Чернобыльский словарь человечества»! По–моему, он — и есть тот самый сценарий, написанный самим человечеством.
— Согласен. А конкретно?
— Конкретно… Вот — начало. Слово «Абажур», а рядом — «Ад» и «Адрес». Начинаю так. Земля может погибнуть — и вскоре, и уже теперь, как это могло произойти еще вчера.
Испытаниями, посылаемыми прежде Создателем, люди научились пренебрегать, ибо жили по разуму плоти. И ад, и рай — это все на Земле, это все близко. Люди уже давно живут, не то чтобы ожидая конца света, но не понимая того, что конец света уже наступил, а они этого и не заметили… Свет померк, светильник перегорел, «Абажур» зловеще тлеет… Планета Земля все более погружалась во мрак, все более обнажая бездны… Аварии, катастрофы и бедствия захлестнули мир человеческий.

— Что будет в кадре?

— Красивая планета, постепенно теряющая свои прежние очертания. Начинает искажаться привычная картина живого мира, дымятся вулканы, воют ветры, сыплется чад. Можно припомнить Содом и Гоморру, гибель Помпеи — художественные вставки; эпидемии, войны и революции — пропустить вихрем, остановиться на документальных эпизодах бомбардировки Хиросимы. Показать за кадром — не знаю, как — но применить особые виды съемки: Откровение Иисуса Христа, которое Он показал через Ангела Своего рабу своему Иоанну на острове Патмос. Постепенно «Откровение» заполняет весь экран… Послания Ангелам церквей, книга, «написанная внутри и отвне, запечатанная семью печатями», снятие семи печатей… «Иди и смотри»… Затем — трубящие Ангелы.
— То есть весь Апокалипсис — до конца?
— Нет, думаю, что надо сделать акцент на первых двух Ангелах, трубящих в сопровождении сцен разрушения светлой картины мира. Первые два Ангела в точности протрубили о свершившемся, третий Ангел — провозвестник Чернобыльской трагедии. Можно «оживить» мой Чернобыльский плакат компьютерной мультипликацией, если я правильно это представляю: вот падает большая звезда, вот взрыв, вот вылезли когти черного дракона, вот поползли змеи — нет, чуть позже. И вот тут на фоне движущегося рисунка — пожар на атомной станции. О пожаре 26 апреля документальных кадров нет. О пожаре 22 мая документальных кадров нет. Нужны художественные кадры об этих пожарах, подробные — о втором пожаре, начиная с момента поступления сигнала о пожаре. Главное — сопоставление его с первым пожаром. Первый — тушили всем миром, второй — преимущественно те, в ком совесть осталась. Главных героев — немного, их много и не было… Да, очень важен подбор актеров! Весь ход развития пожара я примерно описала, это и брать в основу. Другого я не вижу.

— Что будет в кадре?

— Подполковник Максимчук — в бронетранспортере. Следует на станцию. Вместе с ним добровольцы. Он вспоминает, как ночью 26 апреля 1986 года ему позвонили и сообщили о пожаре на ЧАЭС. Вспоминает, как много лет назад гулял с дочкой в Филевском парке, как вместе кормили белочек — он часто вспоминал об этом как о лучших часах своей жизни, проведенных на красивой планете. Фотография с ребенком — в кадре, именно сцена с белочкой. Можно еще вот что… Владимир Михайлович обычно носил в кармане гимнастерки мою старинную любительскую фотографию и перевязанную тоненькой ленточкой прядь моих волос, всегда брал в командировки. Оставить или не надо про это? Оставить — мельком, то и другое… Особенно тщательно — размышления о людях, об опасности, о готовности принять боль и смерть… Выделить — ход принятия решения о посменном тушении пожара. Именно — риск, ответственность, профессиональный расчет. Боль в ноге — нестерпимая, мешающая мыслям… Особенно выдержать сцены с Владимиром Васильевичем Чухаревым, с Александром Сергеевичем Гудковым. Как это говорил Владимир Васильевич, когда я усомнилась, что смогу все эпизоды того пожара правильно восстановить… Он сказал: пусть все, что угодно, лишь бы не молчание. Кому мы нужны? Кто хочет знать о нас, о том пожаре? Пусть все, что угодно, лишь прахом не прошло… Вот какой он человек! И Александр Сергеевич… Тот все в себе держит, но забвения не хотел бы. Итак — Максимчук, Гудков, Чухарев. На этих трех фигурах построить весь пожар. Так оно и было в действительности. Особенно подчеркнуть сознательность их поступков.
Достоверность во всех сценах отображения пожара. Поведение и мысли тех бойцов, которые испугались. И подчеркнуто — поведение и мысли ответственных руководителей за тридцатым километром, которые и пальцем не пошевелили, чтобы помочь пожарным.

— Что будет в кадре?

— Генералы, погоны, документы и уставы, телефонные звонки, доклады. Все для того, чтобы «засекретить» пожар и скрыть подвиг от человеческого мира. Да, кругом — стены и заслоны, которыми они отгородились для собственного спасения. Стены — в натуре! И вот тут поползли те змеи, что на плакате. Дракон торжествует! Картину пожара развить до его завершения. Максимчук в Киевском госпитале. Составление того «беззубого» акта о пожаре. Пожара — почти не было. А дальше — кресты и гробы, как на плакате — их количество все растет, — так растут страдания и смертность. Но мир остался, планета спасена, и во власти людей предотвратить — или отсрочить — другие страницы «Откровения»… То есть, если образно соединить идею моего «Словаря» и содержание моей же повести «Не все сгорает…», получается весь сценарий. Я бы дала ему название «Третий Ангел», и звуки трубы ангела сопровождали бы весь фильм. Люди, знайте, остерегайтесь, опомнитесь! Ангел трубит — слушайте! Люди принесли себя в жертву, а другие не хотят об этом знать, а третьи наживаются при этом. Слушайте! Герои совершили подвиг — и погибают, и погибли, и горько им в их смертный час. Ангел трубит — слушайте! Обязательны сцены: больницы, лечение, врачи, болезни, диагнозы… Особенно внимательно отнестись к документам: перенести на экран личные записи Владимира Михайловича, отрывки из его работ, фрагменты личной переписки. Много, много людей вокруг.

— Что будет в кадре?

— Владимир Михайлович — на работе, дома, в госпиталях. Постоянно готовый к переездам командировочный «дипломат». Вопросы службы, коллеги, телефонные звонки, ночные и многодневные выезды на пожары, лекарства, таблетки, операции, потеря сил… Тут нужны подробности. Особенно — послеоперационные периоды, его радость при малейшем намеке на выздоровление… Воспоминании о родине, о детстве, о родителях — отдельным планом, в другом цвете… Но прежде — пожар в Ионаве. Ионава — «химический Чернобыль». Ползущее облако дыма, покрывающее огромные территории. Съемки — с высоты. Гибель людей. Подробности… Максимчук — полководец сражения. Резонанс мировой общественности… Пожар Чернобыля — действующая установка: прочно забыть навсегда. 1991 год. Развал Союза — связь с Чернобылем. Пожары, катастрофы, человеческие жертвы… Удобный случай избавиться от Максимчука и от памяти о ТОМ пожаре… И то же — борьба с болезнью, с отчуждением, с равнодушием…

— Что будет в кадре?

— Владимир Михайлович — дома. Ждет. На работе числится, но работы нет. Болезни берут верх. Звонят телефоны. Ревут пожарные машины. Где Максимчук? …Здесь — высвечивается зловещая фигура постоянного оппонента Максимука, фигура черного демона, агента черного дракона — главного Распорядители канцелярий перемещений и кабинетов власти; есть такой персонаж в моей повести… Ангел трубит — слушайте! Но еще не конец. Впереди — Москва… Москва — возрождение пожарной охраны столицы — в кадрах кинохроники: встречи, дела, события, строительство депо, подъемники, вертолет, пожары… 1993 год, пожар в Белом доме, Останкино — кинохроника… В кадрах кинохроники можно отразить катастрофы и пожары того периода времени. Приближение конца. 1994 год. Новые депо, Центр «01», спецотряд, Учебный центр, вертолет — кинохроника. Выписки из историй болезни, справки, заключения, особенно подробно — из шведских клиник… Последние сцены — в палате госпиталя. Последние мысли о жизни, о том, что не успел сделать. Сожаления о родных и близких. Физические страдания. За кадром — неотступно — Откровение. Ангел трубит — слушайте! Смерть — избавление от страданий. События после его смерти. Кадры шведской кинохроники, полосы газет: «Умер герой Чернобыля…» Последнее интервью из Швеции. Обязательно — сказанное Марией Максимчук об отце. Шеренги пожарных на Митинском кладбище. События в мире, люди, которые так ничему и не научились. Серия новых катастроф и бедствий. Фильм как бы не имеет конца, но в завершение — «Яркий мазок» — и весь эпизод из «Словаря», с яблоком, с падением в реактор, с поражением дракона. Закончить так, как и в «Словаре».

* * *

Опять же не знаю, что потребуют от меня великие режиссеры, но мне хотелось бы на этой ленте запечатлеть время, которое не исчезает без следа, а напротив — остается как объективная категория в судьбах и делах людей. Никакое время не защищено от зла, которое несет в себе человеческая алчность. Наше время — ничем не лучше и не хуже других времен. Все всегда происходит одинаково. Всегда приходится кому–то чем–то жертвовать, чтобы наш мир еще как–то существовал, а потом этот же мир не хочет признать этот подвиг, оценить эту жертву…

Все — как всегда.

Не знаю только, как все это показать, донести до зрителя… Последние кадры: страницы истории нашего времени зафиксировали события жизни и подвигов людей, чьи действия и поступки стали духовным возвышением, утверждением и умножением добра на Земле — в наше жестокое время — несмотря ни на что. Ангел трубит — слушайте! Спешите творить добро — завтра будет поздно…

«Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его».

Откровение апостола Иоанна Богослова, Апокалипсис, гл. 22:11–12