Владимир Максимчук - X. Продвижение по службе. «Метеорит»

Владимир Максимчук прошел путем собственного "метеорита" все ступени службы, заработал все звания, как полагается – от лейтенанта до генерала – не «по блату», не «по дружбе», а именно по службе. Проторял себе дорогу талантом и честным трудом, по сторонам не оглядывался, не цеплялся за призраки прошлого, а смотрел только вперед. Помогал в этом характер, выработанный с юных лет, яркая индивидуальность, нестандартный стиль в методах и средствах, несколько утрированный педантизм, порою доходящий до упрямства.

Как мне представляется, каждая новая должность предлагалось потому, что кандидат проявлял себя в качестве хорошо подготовленного специалиста, аккуратного, грамотного человека; постепенно накапливался опыт работы с людьми, техникой, документами; возрастал личностный потенциал. Появлялся авторитет командира и руководителя, подающего пример другим – никакие должности, никакая карьера не избавляла Владимира Михайловича от известной степени непосредственного риска на пожарах. Во всем, в чем можно было принять участие, участвовал сам, не прятался за спины подчиненных – как говорили древние византийцы: ради кого хочешь жить, ради тех и погибнуть не бойся! Приведу строчки из газеты уже не нынешнего, а прошлого двадцатого века, из статьи 1970–х годов о моем герое. "Его знали в лицо и командиры, и простые рядовые пожарной охраны – сколько раз они шли в огонь вслед за ним. Его принцип – нельзя заставить человека идти в огонь, можно повести его за собой – спас жизни тысяч людей". В другой газете его называли «настоящим Пожарным с большой буквы», и, наверное, выразились правильно: целесообразность и действенность – вот его кредо. Владимир Михайлович не был человеком от "канцелярий" и контор, не был устроителем броских эффектов, не гонялся за дешевой популярностью, не думал о личном благополучии; людей "просвечивал" насквозь, никого зря не подвергал риску, пожары тушил до завершения, участвовал лично при необходимости. Даже занимая высокие посты – оставался по духу оперативником, пожарным–практиком, «тушилой». Все знали, что Максимчук требователен и строг, но если он требовал с подчиненных, то только для их же пользы, с себя требовал в десять раз больше – спуску не давал!

У него выработалось особенное чутье на ситуации, в которых без него нельзя было обойтись. Такие ситуации по жизни повторялись и чередовались неоднократно в тушении пожаров разной сложности. Он тушил все: промышленные и жилые здания, электростанции, нефтебазы и скважины, торфяники, газопроводы, высотные дома, метро, леса, многое другое, в том числе и то, что гореть и вовсе не могло по законам физики и химии. Нефтебазы и газопроводы – горят специфически, требуют при тушении большой сноровки и определенных знаний. Леса и торфяники опасны затяжными пожарами, которые трудно поддаются тушению. Пожары на большой высоте – атрибут нашего времени, бедствие мегаполисов. Пожары под землей, в метро – каверзны и непредсказуемы, здесь особенно требуется умелость пожарных и квалификация руководителя.

Да и любой пожар – серьезная вещь, не известно, как обернется…

Я уже не припомню точно (просто и десятой доли не знаю!) всех пожаров, на которых бывал Владимир Михайлович, всех городов страны и мира, которые он объездил. Это длинный список. Там, где появлялся, он был всегда нужен, всегда кстати, его везде запоминали по делам его. Его личные качества не раз спасали многих людей, а когда подходил момент – позволяли ему браться за новые, большие дела. Большие дела не заставляли себя долго ждать; со временем работа становилась все более сложной и напряженной, степень нагрузки увеличивалась, и Владимиру Михайловичу постоянно нужно было соотносить свои силы и возможности со всевозрастающей мерой сложности и ответственности.

По сравнению с товарищами и коллегами он был, на мой взгляд, более других одержим духовными и профессиональными устремлениями, что не давало ему покоя в мыслях и успокоенности в целом. Это не было искусственно выращенным или надуманным, а сидело глубоко внутри, отсюда – те самые большие дела… В то же самое время никогда не отгораживался от «чужих» проблем стенами кабинета, чем и выделялся из тех руководителей, кто привык больше руками разводить и дожидаться в тепле очередного продвижения вверх (либо прятаться от подчиненных за закрытыми дверьми: лишь бы не трогали!). Много, много встретилось таких начальников, пытавшихся отдавать команды, но привыкших заниматься политикой, идеологической работой или чисто "теорией и анализом", а брандспойта в руках не державших.

Максимчуку некогда было писать кандидатские и докторские, предаваться досужим рассуждениям на некоторые, пусть даже и важные научные темы, если это не имело отдачи в службе. Его рвение только – на передовую линию огня, а не к накоплениям "на всякий случай", не к предусмотрительным запасам в тылу, чтобы было куда "ретироваться" на худой конец (или на хороший?).

О продвижениях по службе.

Продвигая Владимира Михайловича, начальство могло быть уверено полностью, что хлопочет не зря: не на "теплое" место определяют его, а на ту самую передовую. Кто брал Владимира Михайловича в заместители, тот был уверен, что будет за ним как за каменной стеной, а Максимчук, по первому сигналу тревоги, уже там, в бою! Начальники потому и не хотели отпускать его от себя, чтобы самим не остаться без "бронежилета", каким он оказывался по жизни не раз: они могли спокойно заниматься своими делами, ехать в отпуск, писать научные труды, увлекаться политической и общественной деятельностью, зная, что Максимчук "потянет" основной груз. Сам же Владимир Михайлович рассматривал каждое вновь предлагаемое место, прежде всего, как предоставление новых, более широких, чем ранее, возможностей для совершенствования и развития службы. Все, за что брался, доводил до конца или "до ума" – доверять ему можно было абсолютно. Вот и доверяли. Был редкий случай совпадения личностных и человеческих качеств с неистово–мечтательным устремлением преобразить дело, за которое брался. Быть новатором и первопроходцем – нелегко, зато интересно! И если я не понимала чего–то другого, то уж высокий порыв был мне не чужд; с такой позиции и обсуждали мы дома каждый новый шаг его передвижения по службе.

Не хочу утверждать, что не было в этом и определенной заботы о карьере, конечно, была. Карьера – путь к успеху своей деятельности, без успехов работать не интересно. Да просто так, из вежливости или по знакомству тропа к успеху не прокладывается. Уж тут, на огненной стезе, точно заслужить было надо – иначе бы не предлагали. Это, к слову сказать, – не продолжение династии в искусстве, в кинематографе, например, где проталкивают своих детей и родственников, делают из них гениев, дипломантов и лауреатов чего–нибудь, и чужим ходу нет. На поприще тушения пожаров – пожалуйста, будьте любезны, если можете пробиться сами, то давайте… В огне–то брода нет.

В случае с Максимчуком промашки не было: знали, если продвинется чуть дальше и вперед, то и там станет выкладываться полностью, работать на совесть, на износ. Да, он работал именно так, хотя мог выбирать. Ведь всегда было из чего выбирать – и Владимир Михайлович выбирал в пределах своей профессии, сопряженной с опасностью, как раз ту самую передовую, переднюю линию сражения со стихией! Делая выбор, имел в виду единомышленников и соратников, на которых можно положиться, как на себя – и такие люди находились. Мне каждый раз хотелось осадить его, умерить пыл, дождаться покоя, укрыться подальше в уютном уголке, в тишине маленького садика, возле тихой заводи…

Конечно, тихие заводи и укромные места существовали в природе и в обществе, но только где–то очень далеко, хотя и географически близко. И надолго бы сохранился для него тот "теоретический" покой? Нет, не по нутру было бы такое Володе! Ведь сам–то он, с его характером, сумел бы всколыхнуть любое болото. Развил бы в нем кипучую деятельность, превратил бы в фонтан, окружил бы аллеями берез или разбил бы цветущие парки вокруг, конечно, с помощью друзей и единомышленников. "Болот" ему хватало, хватало и разного рода интриг, и недоброжелателей; были и завистники, были и враги (если не враги, то активные оппозиционеры).

И все это не столько удивительно, сколько вполне закономерно, ведь завидовать было чему, чисто по–человечески. Если смотреть на этих людей философски (что мне гораздо приятнее, чем при вспышках обиды или ненависти), я понимаю, почему их так "заедало". Простить чистому и ясному человеку те качества, которых у них самих не было в помине и не будет никогда, они просто не в состоянии – даже в настоящее время, когда Владимира Михайлович уже много лет нет в списках живых.

А что вообще остается от человека на этом свете? За что человека помнят?

Как говорил Николай Иванович Пейчев, тренер сборной команды Болгарии по пожарно-прикладному спорту, Владимир Михайлович «за свою родину он все отдаст! Бескорыстный патриот своей родины и пожарной охраны – это знали все мы. Своя родина, своя служба, своя семья – такова очередность его мыслей. Таких людей, с кристально чистой душой, больше в мире нет».

«С кристально чистой душой» – так говорили о Владимире Михайловиче раньше и говорят теперь. А Родина и семья… Родина, работа, семья… Наверное, для блага семьи хорошо бы установить обратный порядок: сначала семья, затем – работа, а Родина… Что же, Родина окажется на последнем месте? Нет, так не годится. То есть, для кого-то это именно так, только не для Владимира Михайловича Максимчука. И вот почему. Родина – это не безличный символ, а единое пространство проживания соотечественников, каждый из которых ценен и важен для каждого. Работа, служба, коллеги, соратники – та ладья, которая несёт по жизни. И в этой ладье должны править любовь, искренность чувств и справедливость. А семья – последняя, крайняя инстанция, самая глубокая, личная ниша. И если тебя не поймут здесь самые дорогие и близкие, то… На кого же рассчитывать – в понимании твоих переживаний, проблем, осуждений со стороны?

И еще – о неприятии человеческого – в самом человеке… Стародавние мудрецы говорили, что каждый порядочный человек достоин врагов; достоин иметь их, но должен и уметь отражать их – достойно. Владимир Михайлович умел отражать нападения и нападки достойно, да и враги, реальные и потенциальные, знали, с кем имеют дело: никому не трудно догадаться, что следует ждать от искреннего и порядочного человека, то есть от такого, у которого первым и абсолютным качеством является понятие человечности и порядочности. Долг – это то, что не даёт – самому себе – переступить через человечность. Все остальное – потом, все остальное вытекало из главного.

Если бы меня кто-нибудь спросил: «Что главным образом побуждало Владимира Михайловича поступать так-то и так-то?» – я бы ответила: «Порядочность».

Если бы меня кто-нибудь спросил: «Что главным образом мешало Владимиру Михайловичу поступать так-то и так-то?» – я бы ответила то же самое: «Порядочность».

Жить по совести – иначе Владимир Ммаксимчук не мог.

Стародавние мудрецы говорили, что каждый порядочный человек достоин врагов; достоин иметь их, но должен и уметь отражать их – достойно. Владимир Михайлович умел отражать нападения и нападки достойно, да и враги, реальные и потенциальные, знали, с кем имеют дело: никому не трудно догадаться, что следует ждать от порядочного человека, то есть от такого, у которого первым и абсолютным качеством является понятие порядочности, все остальное – потом, все остальное вытекало из первого.

Если бы меня кто–нибудь спросил: "Что главным образом побуждало Владимира Михайловича поступать так–то и так–то?" – я бы ответила: "Порядочность".

Если бы меня кто–нибудь спросил: "Что главным образом мешало Владимиру Михайловичу поступать так–то и так–то?" – я бы ответила то же самое: "Порядочность".

В мире относительных понятий и временных ценностей абсолютные величины не могут остаться незамеченными – к счастью или… наоборот. Да–да, как часто – наоборот, когда именно лучшие качества души и характера сокращают или уносят жизнь порядочного человека! Конечно, трусы и подлецы никогда не бросятся спасать других, а сами спрячутся за их спины, поэтому… «Метеориту» никогда не падала на голову "манна небесная", как иным любимчикам и баловням судьбы, да и «звезды» падали разборчиво – если какая звезда и упала ему на погон раньше, чем кому–то другому, так только потому, что вперед других подставил свое плечо огню или опасности. Многие окружающие, не могу сказать, что большинство, но многие – понимали его взгляды и усердия правильно.

Но это – по большому счету, а каждодневно…

Человек пребывал на работе с утра до ночи, ездил в командировки, уставал сильно, отдыхал редко. В гости нельзя было пойти с уверенностью, что его срочно не вызовут на работу – не оторвут прямо от накрытого стола. …Если отпустят в отпуск, то вряд ли дадут отгулять до конца. Но что было делать? Ведь где–то, что–то всегда происходило, горело – гибли люди – и те, кто виноваты в возникновении пожаров, и те, кто совершенно ни в чем не виноват, и те, кто тушил огонь. По всей стране что–то случалось каждые сутки, иногда – каждый час. Наверное, так и жили бы мы дальше, так и работал бы он, в тревогах и заботах, и не случись ничего чрезвычайного, вышел бы на пенсию и тогда уже…

«Сад цветущий, сад благоухающий, сад плодоносный…»

Да, не случись ничего чрезвычайного …

По материалам романа Людмилы Максимчук «Наш генерал»