Легендарный пожарный СССР и России,
Герой Чернобыля, Герой Российской Федерации
генерал-майор внутренней службы Владимир Михайлович Максимчук

Пожар на Чернобыльской АЭС в ночь с 22 на 23 мая 1986г.

 

VI. Пожар на Чернобыльской АЭС в ночь с 22 на 23 мая 1986г.
Акт расследования… Запоздалые цветы Чернобыля

Многие молчали долго,

некоторые – слишком долго,

а другие уже замолчали навсегда...

Предлагаю выдержки из пресловутого "Акта расследования загорания кабелей на 4 энергоблоке Чернобыльской АЭС 23 мая 1986 года", составленного межведомственной Правительственной комиссией 26 мая 1986 года.

"Мощность излучения в помещениях аппаратного отделения от 50 до 500 рентген. В помещении 402/3 (место загорания) мощность излучения от 50 до 200 рентген/час...".

"На основании изучения записей в оперативных журналах, объяснительных записках, изучения состояния электрических схем, проектной и эксплуатационной документации, опроса персонала комиссия считает, что однозначно определить причину возникновения загорания не представляется возможным из–за высокого уровня радиации (более 200 рентген/час в зоне загорания). Наиболее вероятной причиной загорания кабелей в помещении 402/3 является подача с 09.05.86г. по 17.05.86г. напряжения для производства работ по локализации аварии и обеспечения собственных нужд блока № 3 на часть токоприемника блока № 4 в условиях многочисленных повреждений изоляции кабелей, которые возникли в результате воздействия на них поражающих факторов во время и после аварии на блоке. Кроме того, комиссия не исключает возможности загорания кабелей и других сгораемых предметов в результате воздействия на них ядерного топлива…".

"На момент возникновения загорания личный состав ВПЧ по охране АЭС был выведен из строя и находится на излечении. Работниками временной пожарной части, созданной из сводных подразделений пожарной охраны, правильно выбрано решающее направление и организовано тушение загорания. В результате умелых действий загорание ликвидировано и распространения не получило...".

* * *

26 мая Комиссия в составе 12 человек составила и подписала "Акт расследования загорания кабелей на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС 23 мая 1986 года". Заместитель Министра энергетики и электрификации СССР Н.А.Лопатин утвердил его в тот же день. Акт не могли составить вместе с участниками тушения того пожара – большинство из них было выведено из строя, и всех увезли – кого куда, в основном – в тяжелом состоянии. Бойцы оставили поле сражения, а смену передали вновь прибывшим 24 мая. Руководить противопожарной службой в Чернобыле стал заместитель начальника управления ГУПО МВД СССР полковник Юрий Николаевич Трифонов, а помогал ему заместитель начальника отдела УПО МВД УССР подполковник Владимир Васильевич Мусийчук.

Оба приехали на ЧАЭС только после тушения пожара, они же и вошли в состав комиссии – два представителя от пожарной охраны. Конечно, они изначально не могли быть в курсе происшедшего, а разобраться в этом деле не сумели или не смогли. Не хочется обвинять обоих в непрофессионализме, черствости или равнодушии, но знаю одно: они, безусловно, понимали, что означает поставить свою подпись под документом, составленным в том виде, в котором оный дошел до нас. Понимали – и это у меня сомнений не вызывает, небрежностью отношения к составлению акта это объяснить нельзя. Почему же они это сделали? Думаю, потому что сочетание профессиональных и человеческих качеств в каждом из них встало в прямую зависимость от обстановки, которая сложилась в связи с исключительностью обстоятельств пожара, который только что потушили их предшественники. Или им просто приказали: подписать – и точка? То есть – выполнили заказ–предписание?

Что в "Акте"? В "Акте расследования" – тринадцать пунктов, четырнадцатый – приложения. Когда читаешь этот акт и сопоставляешь его с описаниями участников тушения пожара (устными, конечно же!), получается – наполовину – принципиальное разночтение по очередности и порядку действий, фактическим данным, времени и объемам тушения пожара, поступкам людей. Акт составлен, видимо, по той форме, что была принята у эксплуатационников. В акте ничтожно мало отражены действия пожарных, совершенно не освещены те вопросы, которые приходилось решать пожарным в тех тяжелейших, критических условиях, в которых они оказались. Кроме этого, абсолютно опущена роль Максимчука как руководителя пожаротушения, особенно, в части применения новой тактики по тушению, которая исключила гибель личного состава. Тактика была простой и гениальной – людей спасти и пожар потушить. Ведь первые пожарные, тушившие пожар 26 апреля, уже умерли только оттого, что не догадались о такой простой, казалось бы, идее, как о посменном тушении, да и когда им было догадываться? А соответствующих (особых) документов на этот счет – вообще не было!!! Устав не предусматривал исключений, увы… Следовали Боевому уставу – и все; так привыкли, так действовали всегда. Они тушили – на той крыше – до изнеможения. Многих из них сняли оттуда полумертвыми. Их этому не учили, к этому не готовили; они с таким раньше не сталкивались. Да и то… До сих пор атомные станции вот так вот не горели…

А тут, в ночь с 22 на 23 мая, люди, оказавшись в плену у нового пожара, несомненно, припомнили, что произошло с первыми пожарными Чернобыля. Половина из них была в стрессовом состоянии, и просто так – никто не ринулся бы на смерть.

Максимчук все максимально учел – и оказался прав.

В акте об этом – нет ни одного слова!

В акте, все просто и обыденно, как если бы загорелся мусорный бачок – во дворе общежития ткацкой фабрики.
В акте – как в описании историй со счастливым концом.
Да и что такого случилось то, на самом–то деле?

И как же все удачно сложилось – для изложения самой скромной версии происшедшего! Разве энергетики, эксплуатационники или хозяйственники заинтересованы были представлять происшедшее в невыгодном для себя свете? Вот и включили фары бокового, удобного для них, освещения всех пунктов описания происшедшего события. Но как теперь подписывать такой документ специалистам и официальным лицам?

Все специалисты и официальные лица подписали…

Так было надо – тогда… В то время все прекрасно понимали, что перспективы гласности не будет, что чем меньше опасного "выйдет" наружу, тем спокойнее начальству... Присутствуй при этом Максимчук – он бы такого не допустил – ни за что… Невозможно представить, что этот документ официально взят в основу исторической справки, да ведь другого–то нет… Наверное, хорошо, что вообще – был составлен этот акт – как подтверждение того, что пожар в ночь с 22 на 23 мая на ЧАЭС был в самом деле, а не выдуман сказочными героями. Это – единственное документальное и своевременное подтверждение тех событий, того подвига. Ведь о пожаре предписывалось забыть, а не запомнить – была такая установка и будет на десятки лет вперед. Акт составили, подписали и спрятали "под сукно", даже в таком виде. Пусть лежит. А совесть куда спрячешь? События прошли, а люди остались, правда, далеко не все – в живых. Только кто и когда думал о людях, об их судьбах? Комиссия сделала свое дело, и, наверное, каждый из членов той комиссии подписал и себе – соответствующую путевку в будущее. Думаю, каждый из них оказался в ближайшее или в настоящее время с тем результатом, который подразумевался уже тогда, 26 мая 1986 года. Понимаю, что когда Владимиру Михайловичу передали третью–четвертую копию (из–под копирки) документа, кроме горечи и отвращения появиться у него ничего не могло. Понимаю, как ему было горько и досадно, что сделать он – в противовес всему этому – ничего не мог.

Нет достоверного документального подтверждения – нет реального события, нет свидетелей, нет героев. И это устраивало всех "верховных распорядителей от всех канцелярий", устраивало на текущий момент, на момент сохранения своих регалий и авторитетов. Пусть так, но неплохо бы подумать о завтрашнем дне, о летописании подвигов пожарных, о сохранении исторических фактов! «Неплохо бы» – мягко сказано. При боевых действиях, как принято в действующей армии, после проведения операции должно производиться расследование, выявление причин неудачи или слагаемых успеха, поощрение отличившихся, выявление виноватых, принятие соответствующих мер и так далее. Любое чрезвычайное происшествие – это большая беда, и чем больше масштабы беды, тем на более высоком уровне ведется расследование.

Ни о чем подобном, хотя бы и отдаленно, здесь речи не было, да и не будет...

Установка на "секретность" выставила особые отметки на шкале документальных и человеческих ценностей – и натуральный чернобыль одержал важную победу!!! Да, люди могли не допустить этого (хотя бы этого): пусть действует «установка», но пусть документы будут составлены грамотно и достоверно, факты переданы без искажений – в таком виде их и «законсервируют», так и запрячут в сейфы. Зато пройдет какое–то время, сейфы вскроют другие люди, они и разберутся. О если бы так! Повторю снова: хорошо вообще, что составили хотя бы такой документ – в подтверждение того, что пожар вообще был, а не выдуман профессиональными сказочниками.

Видела я потом, не однажды, Юру Трифонова и Володю Мусийчука. И что? Оба выражали сочувствие и понимание Владимиру Михайловичу – на словах. А на деле – подписали такой "хромающий" документ, который и сам никогда не встанет на ноги, и участникам тушения того пожара до конца дней – встать не даст…

Запоздалый цветок Чернобыля,
Принесенный ветрами 1986 года…

…Сад отцветший, сад засохший, сад умирающий…

По материалам романа Людмилы Максимчук «Наш генерал»