Легендарный пожарный СССР и России,
Герой Чернобыля, Герой Российской Федерации
генерал-майор внутренней службы Владимир Михайлович Максимчук

Перемена власти. Москва. Столичный гарнизон. (1991г. – 1994г.)

I. Перемена власти. Долгое ожидание (1991г. – 1992г.)

«Катастрофическое положение сложилось из–за полной деформации органов управления. Нарушения приводят к общественному взрыву. …Как жить? – Народный суд обязательно будет».

Из рабочих записей Владимира Максимчука 24 декабря 1990г.

 

«Выполнение задач по тушению пожаров – все делается. Недостатки: не доходит до солдата!»

Из рабочих записей Владимира Максимчука, 13 июля 1991г.

 

«Надо все сделать для объединения всех направлений деятельности в виду понятия "Пожарная охрана". Борьба с пожарами – это не только дело ОГПН, как и вопросы тыла – не только вопросы тыла. Все!!! Запущенность тыла».

Из рабочих записей Владимира Максимчука, 20 июля 1992г.

 

"…Растет количество пожаров, а количество принимаемых мер уменьшается. В руководстве УПО есть успокоенность... Нет системы работы. Не выезжаем на крупные пожары. Надо иметь критерий. Мы должны тушить пожары! Пропаганда???"

Из рабочих записей Владимира Максимчука, 28 апреля 1990г.

 

"Катастрофическое положение сложилось из–за полной деформации органов управления. Нарушения приводят к общественному взрыву. Как жить? – Народный суд обязательно будет. Постановление № 893. Ускоренная модернизация. Современные установки управления – на старом оборудовании".

Из рабочих записей Владимира Максимчука 24 декабря 1990г.


* * *

Многое хотелось и, видимо, можно было продвинуть в масштабах – тогда еще – огромной страны, но приближались августовские события 1991 года. Неудачное состояние политической обстановки на местах, да и в столице – уж не такая редкость для того времени. Многочисленные межнациональные противоречия и столкновения в некоторых районах СССР становились более частыми, пожары, связанные с этими противоречиями, – обширными. Критическая ситуация в Баку, сложившаяся в январе 1990 года, давала пищу для размышлений и подтверждала мысль: пожарные должны быть вне политики, у них другое предназначение. Но какое предназначение уготовано пожарным в ближайшем будущем?

Тот август 1991 года резко пошатнул размеренность функционирования государственных служб, притянул людей к разным полюсам политики, девальвировал прежние социальные ценности. Все резко поколебалось, а стабильности не было давно. Не случись тех событий, пожарная охрана страны, возможно, в короткие сроки успела бы получить подкрепление своих позиций, но такого не случилось. Случилось все наоборот, потому что начался период разборок и переустройств на всех уровнях жизни общества. Разделения и стычки больших политиков немедленно вовлекали в свои дела все государственные службы. "Верховные распорядители от всех канцелярий" начали сражаться за разделение сфер влияния; пожарный главк оказался в зоне потрясений и перемен, уготованных ему сверху, и перемены не сулили ничего хорошего. Должность Первого заместителя начальника Главного управления пожарной охраны МВД СССР, которую занимал тогда Владимир Михайлович, с 8 августа 1991 года стала называться по другому: «Первый заместитель начальника Главного управления пожарной охраны и аварийно-спасательных работ МВД СССР», потому что и главк переименовали в Главное управления пожарной охраны и аварийно-спасательных работ МВД СССР.

Предполагалось по инерции, что аварийно-спасательному направлению, которое «раскручивал» Владимир Михайлович, будет дана широкая улица. Так требовала жизнь! Владимир Михайлович продолжал работать с энтузиазмом, делать свое правое дело, несмотря на неудачно складывающуюся политическую обстановку, выдерживая в свой адрес выпады всякого рода; выпады были не случайными. И оказался Владимир Михайлович в жестоком режиме ограничений: знал, умел, хотел и мог... но понял, что не дадут!

Хотят видеть на этой должности другого человека?

…Стратегические цели и задачи у Владимира Михайловича были большие, они никуда не делись, не ограничивались только временными поручениями и заданиями на один день или один год. Задумано было мощно! Столько заделов оставалось, столько вложено труда в начинающиеся преобразования! Другой человек… А как же с созданием «эффективной общегосударственной системы безопасности и борьбы с авариями, катастрофами и стихийными бедствиями»? Кто этим заниматься будет? И в каком государстве? Кто делать-то будет?!

…Тем не менее, Владимиру Михайловичу удалось совершить несколько важных поступков во время неизбежных перемен. Вообще – он стал живым протестом беспорядочному разгрому ценностей. Мне запомнился один характерный эпизод, поездка в Набережные Челны – уже глубокой осенью 1991 года. Ездил туда Владимир Михайлович вместе с директором (забыла, как его зовут) Торжокского завода по производству пожарных машин для подписания важного договора . Ехали на личном директорском "Форде" – двое суток в один конец, потому что надолго застряли по дороге на обочине в снегу, в самом неподходящем, глухом месте трассы. Еще повезло, что ехавший мимо тягач вытащил машину, а то хуже пришлось бы: ведь с собой в дорогу взяли, как обычно, термос, пару бутербродов, фрукты и так, кое-что. На долгую дорогу не рассчитывали… Не охота повторять, насколько тяжело это обходилось Владимиру Михайловичу! Измотались страшно, но документ подписать успели. То есть – сумели, что являлось существенным подкреплением для службы, и произойди это в другое время, то пожарные страны, все союзные республики бывшего Союза, были бы обеспечены новыми отечественными машинами на два года вперед. Два года – большой срок!!! Домой вернулся через несколько дней ослабевшим, но удовлетворенным результатами, можно даже сказать – был окрылен! Нет, дальше ничего доброго к сожалению, не произошло: при установлении новой власти оказалось, что все договоры того периода утрачивали свою силу после наступления нового 1992 года, а в результате – страдали люди…
Если же я тогда что-то неправильно запомнила, то теперь, наверное, это уж не так важно. А важно то, что Максимчук не менялся никогда; как прежде, так и теперь он не собирался подлаживаться к конъюнктуре, сложившейся "вокруг" или "около" важных "светил". В Набережные Челны "метеорит" полетел, явно рискуя своим здоровьем, только для того, чтобы пожарные меньше рисковали на пожарах, разгоравшихся с каждым днем все сильнее. А вокруг… Запахло паленым, множились пожары вражды в республиках и регионах – загоралось с пол-оборота! Как Владимир Михайлович обронил о прошлогодней поездке в Нагорный Карабах: "Стреляют из-за каждого куста, как только сумерки – на улицу выйти нельзя. Обстановка – как в пороховой бочке, только спичку поднеси, и…"

А я ведь и в тот Карабах просила не ехать, поберечь себя, опомниться и так далее…

И кто меня услышал? 

Все – так просто, и ничего нового в этом не было.

* * *

…После поездки в Набережные Челны воцарился глубокий вакуум ожидания, препятствующий активной позиции Владимира Михайловича. Я понимала, что для него нет ничего хуже неопределенности. Его не интересовала политическая возня, но и самоустраняться не хотелось. Нужно дело делать, а теперь вообще не ясно: какое дело предложат и где. Хорошего ждать не приходилось: поражала и стремительно возрастала бесцеремонность расчетливых и оборотистых, тех самых, кто не любил подставлять свою грудь огню и опасности, а предпочитали выжидать – из-за спин других. Такие – и дождались своего часа.

Кресло "Главного распорядителя канцелярии перемещений" не так долго пустовало, потому что "светилам" нужен был свой, удобный и угодливый, "распорядитель" по огненным вопросам – очень важным вопросам. И что оставалось Максимчуку? Неудобным он был человеком, невыгодным, потому что личной выгоды не искал, хватательных рефлексов не имел, приспосабливаться к примитивным началам не привык. Каким был в молодости, таким и остался. Как писал мне когда-то в письмах 1970–х годов, "чему-то в жизни так и не научился: например, отказываться от своих слов и обещаний, лицемерить, приспосабливаться, хитрить. Может, и зря не научился, но идти поперек себя не могу"... Быть в опале – не самое страшное. Великие полководцы нередко попадали в немилость к правителям, но от правды своей не отступались, хотя и страдали здорово: рискуя навлечь еще больший гнев, доказывали свое, стояли на этом. За то их и запомнила история, да все ли мы знаем об их мучениях? Я тогда напоминала об этом Володе, он усмехался и говорил, что все гораздо проще, гораздо ниже… ниже чего? Ну, не знаю…

В очередной раз врачи предложили Владимиру Михайловичу оформить пенсию по инвалидности – он и слушать не хотел; мне нельзя было настаивать на этом, да я и раньше заикнуться не смела. И все-таки, выбрав подходящий момент, однажды высказалась:
– Видишь, не известно, чем дело кончится. А все-таки не уйти ли тебе на пенсию? Как раз удобный случай!
Володя тоскливо посмотрел на меня:
– Как раз неудобный. Удобный – это когда я сам принял бы такое решение, а не обстоятельства, которые все решают за меня. А ты – всегда про одно и то же…

А про какое – другое – могла бы я думать тогда?

…Плохо быть умным и талантливым, когда правит бал самая захудалая пара – расчет и серость! Долгое тянулось время… Я переживала за Володю гораздо больше, чем он сам. Мне уже давно было ясно, что понятие справедливости – у всех разное, а сама справедливость торжествует редко, как исключение из правил, а не как правило. Справедливости я не ждала, просто не могла смотреть, как он сам себя мучает и терзает. Человек еще полностью не реализовал себя как личность, как профессионал – так он сам полагал. Сидеть дома на инвалидной пенсии, чувствовать себя больным или ущербным, даже работать по другой линии – все было не то... По другой линии – это идти в новые фирмы, откуда поступали десятки приглашений; приглашали активно, на престижные должности, хорошие заработки. Тогда частное предпринимательство только набирало силу, и высококлассные специалисты могли хорошо устроиться, они были нужны гражданскому обществу; кроме того, появлялись щадящие варианты с работой не каждый день – по свободному графику. Можно, наверное, и попробовать создать коммерческую структуру или фирму «под себя», как делали многие другие – и потом оказалось: не прогадали. Нет, Владимиру Михайловичу все это было не по нутру – как же будет без него родная пожарная охрана?

…Уже заканчивался календарный 1991 год, и наступал неумолимый 1992 год. Государства СССР не существует на карте мира. «Содружество независимых государств» – новенькое словосочетание, что оно обещает? Министерство внутренних дел Российской Федерации по логике вещей стало преемником Министерства внутренних дел СССР. Аналогично – с главком пожарной охраны и аварийно-спасательных работ (так он стал теперь называться). Пожары полыхали, здания и сооружения горели, люди гибли, многое переворачивалось с ног на голову – независимо (или зависимо?) от перестановок в кабинетах власти.

Метроном работал не переставая…

Для Владимира Михайловича ситуация повернулась, и далеко не в сторону улучшения. "Главный распорядитель канцелярии перемещений", копирующий взгляды и принципы действия верховных управителей страны, вдохновился перспективой, которую он обнаружил для себя, а спустя часы и секунды, наконец-то, занял распорядительное место официально, чего и следовало ожидать. Утвердили штаты, принялся расчищать поле действий; всех пенсионеров по возрасту отправили на пенсию, как и собрались, от неугодных избавлялись различными способами и средствами. Должность Первого заместителя номинально оставалась за Владимиром Михайловичем, и разобраться с ним запросто было нельзя, хотя… Он попал в опалу, и не только: словно под пресс попал – начали «давить массой». Безусловно, собирались избавиться от него, по крайней мере, чтобы – с глаз долой, хотя и возраст, и послужной список, и все остальное!

С горечью вспоминаю, как "давили", отбросив все понятия человеческой морали и профессиональной этики, формировали негативное общественное мнение, обсуждали и осуждали вслух и за глаза, примешивая политику; обвиняли и упрекали незаслуженно, подтасовывали факты, даже проводили организованный сбор подписей против него – следуя сиюминутной логике вещей. Да, в главке "ходили" такие списки… Уважаю тех, кто не подписывал эти бумаги, несмотря на грозившие им вслед за этим неприятности (в лучшем случае) и расправу (в худшем). Чаще, чем на работе, Владимир Михайлович оказывался дома…

Такого раньше никогда не было. Но чего же ждать дальше?
…В этот неприятный период нам часто звонили из Новгорода. Папа поддерживал морально, отвлекал от переживаний, успокаивал, говорил, что все пройдет, все устроится… А вообще… Дождавшись нас из Бекетова, они с мамой на несколько дней задержались в Москве; папа рассказывал много такого, чего никогда не вспоминал раньше – в связи с возникшей Володиной ситуацией. Мои родители всегда относились к Володе уважительно; мама – с теплотой и пониманием его забот и состояния здоровья, папа – как к единомышленнику и государственному человеку. После Чернобыля их отношения стали более короткими, доверительными. Папа часто беседовал с Володей по телефону; периодически приезжал к нам из Новгорода Великого для поддержки. Помню, хорошо помню все его примеры и доводы в пользу выздоровления и стабилизации дел на работе. Папочка был оптимистического и непоколебимого склада человеком; находил выход из неприятностей, и раньше возникавших у Володи по службе, а также считал разрешимыми все его проблемы со здоровьем. Приводил свои собственные примеры и соображения, вселял надежду. Говорил, что за его офицерскую жизнь, да потом и за гражданскую, столько всякого было, начиная с довоенных лет – многие случаи несправедливости его только закаляли. Главное, неправды не творить; сам себя до сих пор упрекнуть себя в корысти не может… Старался чаще шутить, отвлекать Володю от горестных дум… Любил приглашать к себе в гости, на природу, на охоту:

– Володюшка, ты не смотри, что Чернобыль там, или болеешь долго, и с работой сейчас такое творится – в жизни все преодолимо. Понимаю – политика. Понимаю – Чернобыль, вот это – как война, а то и хуже... А знаешь, как война метет? Как революции человеческую жизнь переворачивают, как в момент лишаешься опоры и ориентиров? Счастье, что жив, что в строю, что умеешь себя в кулак собрать – молодец. И послабления не давай. Человек способен на такое, чего и сам не знает. Да если бы я дал себе хоть раз впасть в отчаяние… Все устроится, вот увидишь! Не горюй, Володюшка, скоро лето; приедете к нам, сходим на уток, поедем на рыбалку, или в лесок за белыми грибами – да какие там болячки, какие заботы, все уйдет! И зимой тоже давай приезжай, пока время выдалось, сходим на зимнюю охоту, на лося, да и так – отдохнешь. А службе ты всегда будешь нужен, не сомневайся. Чтоб с тобой так обошлись – не верю, что навсегда. Это – просто невозможно. Держись!


 Папа с Володей вместе что-то делали по хозяйству; ездили на дачу, взглянуть, как там дела… Папа понимал, что Володе некогда заниматься по дому, многое старался сделать за него сам: ремонтировал, пилил–строгал, покупал вещи, двигал мебель и все прочее. Когда сразу по приезде из Чернобыля Володя чувствовал себя совсем скверно, папа тут же приехал на несколько дней. Привез гостинцы, сам ходил на рынок, покупал свежие продукты. Много разговаривали, по-мужски, при закрытых дверях… В общем, было ободрение, поддержка, настроение намного улучшалось. Теперь – другое дело, но поддержка нужна не меньше. Когда папа уехал, мы заскучали… Володя остался со своими раздумьями и надеждами. Наведывался на службу, ездил по делам, но главное, ждал, что с ним будет дальше: претендентов на его место хватало. Что-то делал по дому, возился на балконе, перечитывал некоторые книги – на что раньше времени не хватало. Получалось, не даром время тянется, а нужные дела делаются… Горестно было мне смотреть на это: ведь где-то, за искусственно возведенным барьером отчуждения функционирует и набирает силу пожарная служба вновь образованного государства!

Неужели так все и останется?
Неужели не нужен Максимчук?
Неужели – не пригодится? 

По материалам романа Людмилы Максимчук «Наш генерал»